О дворниках и банках с вареньем...

Месье, Вы сбиваете с ритма весь Париж! (с)

  

Меня всегда неуловимо притягивали к себе такие персонажи, как дворники… 

 Да-да, ничего удивительного, дворники, всех возрастов, полов, национальностей, рас… Не помню, откуда возникло это странное любопытство – родом из раннего детства, откуда-то, с Украины?

Мне тогда было лет шесть, и бабушка каждое утро будила меня, совала в руки старый алюминиевый бидон и отправляла вниз с четвертого этажа нашего сталинского дома за молоком. Я сбегала вниз по прохладным ступеням, проскальзывала мимо двери в подвал, откуда пахло сыростью, банками с вареньем (вы знаете, как пахнут банки с вареньем?) и тайнами, выскакивала на усыпанное солнечными пятнами крыльцо подъезда, увитое диким виноградом и паутиной, весело блестевшей на солнце. Старик дворник, чьего имени я уже никогда не вспомню, весело мне подмигивал и, продолжая свой ранний утренний танец с метлой, кричал: катись, Колобок! Я скатывалась со ступеней и мчалась мимо подъездов, мимо арки, к каштановой аллее, покупала молоко и аккуратно, чтобы не дай Бог не расплескать ни капли, шла домой… Старика уже не было, он исчезал всегда внезапно, оставляя только спирали от метлы в пыли и легкое облачко тополиного пуха…

В моей жизни было много дворов, много подъездов, но всегда, где бы я не просыпалась в то или иное раннее утро: дома, в гостях, на другом конце света, одна или с кем-то, выспавшейся или вялой, как муха, выходя на улицу я сталкивалась взглядом с человеком, неспешно идущим вдоль тротуара со своим неизменным адъютантом в руках.

Встающие всегда на самом краю зари, ранние пташки наших городов, охранники самых сладких утренних снов…  Мне всегда было безумно интересно – о чем они думают в те часы, когда даже собаки стеснительно лают на три тона ниже… Собирая чешую прошедшей ночи, причесывая свои маленькие владения, они на несколько часов становятся полновластными правителями рассвета… Что они бормочут себе под нос, часами размахивая метлой, словно кадилом?

Маленькой, я сравнивала их с волшебниками, знающими какую-то очень страшную тайну, став старше, я просто наблюдала за их уставшими спинами и неизменно философскими лицами… Став совсем взрослой, я увидела, что они очень разные – от откровенных бомжей в драных и дурно пахнущих тряпках до неторопливо-степенных стариков и старушек, с достоинством выполняющих свою нелегкую работу.

Купив квартиру недалеко от центра города в маленьком зеленом районе семь лет назад, я и подумать не могла, что лучшей нянькой для моего сына станет наша дворничиха, тетя Анфиса… Благообразная старушка в аккуратном платочке, крошечного роста и веса и незнамо какого года отроду всегда тихо шуршала по двору как тень, и, может быть, мы никогда и не познакомились бы лично, если бы Ванька, тогда еще достаточно маленький, чтобы выпускать его без присмотра надолго, сам не подбежал к ней знакомиться.  Старушку звали Анфисой. Она оказалась двенадцатым ребенком в семье старообрядцев, прошла войну, получила высшее образование и уехала работать геологом куда-то за Урал. Сейчас она живет со мной в соседнем подъезде с пьяницей сыном и не уходит с работы только потому, что в жилконторе работать кроме нее некому, а у нее «сердце кровью обливается»…

Пару раз зазывала к себе на чай, пару раз бегала с угрозами набить морду ее непутевому сынку (с группой поддержки, разумеется, и угрозы вроде как подействовали). Несколько раз приходилось и успокаивать, и слезы вытирать, и поить валерьянкой и корвалолом. Так и стали мы дружить… Не то чтобы даже дружить, скорее просто общаться, пару минут ежеутреннего разговора перед дорогой на работу. Я поздравляю ее с праздниками, а она угощает Ваньку конфетами.

И каждое утро по-прежнему под моими окнами в пять утра раздается мерное «вжих-вжих, вжих-вжих»… И это значит, что все хорошо, что настал еще один рассвет…