Ну вот и всё, у старика Штирилица больше никогда не будет потомства. Ещё вчера он истово ссал на итальянские занавески, глядя мне в глаза, а сегодня смиренно лежит на диване и отходит от наркоза.

Наверное я так никогда и не решилась бы его кастрировать, если бы, одеваясь на работу вчера утром, не обнаружила, что мои любимые кроссовки коварно помечены, да помечены так, что руки пахли даже после того, как я их помыла три раза с мылом.

С первым ветеринаром (ещё пару недель назад) у нас не сложилось, разговор по мобильному меня коробил, ибо человек на другом конце трубки был настолько уверен в себе, что даже в разговоре мне мерещился треск банкомата, пересчитывающего купюры. Ветеринар номер два, Александр, протеже подруги, мой ровесник, работает в сельскохозяйственной академии, и, как выяснилось уже при личном знакомстве, исключительной симпатичности мужчина.

Никогда не думала, что буду наблюдать за самим процессом. Мне казалось, что всё это кроваво, чудовищно и очень неэстетично. В итоге держала лапы бедного кота, наблюдая, как разрезают, вынимают то, что внутри и... завязывают узелком. Не было ни истерии с моей стороны, ни брезгливости, ни боязни, скорее спокойное наблюдение за действиями профессионала: вколол наркоз, запихнул сопротивляющегося кота в рукав старой ванькиной куртки, чтобы получилась сарделька, вынул задние лапы, состриг с причинных мест шерсть, продезинфицировал,  сделал разрез, выдавил белый мешочек (точнее два), вытянул, завязал узлом (ну вот реально яйца -- завязать узлом), причём три раза, проверил, кровит ли сосуд, продезинфицировал ещё раз и вернул всё (то есть то, что осталось после обрезания) обратно. Теперь будем просто обрабатывать рану раствором перманганата калия и ждать, когда наш злобный гоблин превратится в принцессу.