Новые, синие с люрексом гетры появились очень случайно — в качестве безумного презента от моего друга Вовки, после распития поллитровины тёплой водки на пыльном горячем скате крыши на Таврической, дом 2. Закат был величественным и печальным, таким же, как шоколадные глаза бывшего Тель-Авивского снайпера, языки цеплялись за что-то вечное, грустное и чертовски важное. Поэтому сначала появились субботние свечи, "Барух ата адо-най эло-эйну мелех аолам ашер кидшанубемицвотав вецивану леадлик нер шель шабат кодеш!" и триста пятьдесят второй номер "Геулы", потом полупустой флакон "Nina Ricci", а потом уже гетры, новенькие, в упаковка и с лейблами.Как-то сунула их в рюкзак и забыла на годы.

Гетры жили своей независимой от Израиля и меня жизнью, медленно и печально кочевали из отделения с кружевными трусами и атласными бюстгальтерами в мешок для носков и обратно, но своего важного жизненного предназначения как-то не находили. Пока не наступила очередная холоднющая зима.

Холщовые тонкие брючки хлопали штанинами на ветру, обжигая свежепобритые ноги, мороз тихо свирепел до минус двадцати и смягчаться не собирался, а мои походы на работу были сравнимы с легендарным путём Мересьева, потому как обеих ног к моменту впадания в спасительный тёплый офис я почти не чувствовала. Зимние новые дороговалютные сапоги тосковали в углу коридора и смиренно ждали то ли весны, то ли пока их обоссыт проклятый кот, но надеваться на ноги категорически отказывались. Ну не сложились романтические отношения моих ног с сапогами. Зато неубиваемые экковские кроссовки отлично бегали как по пескам, так и по сугробам, поэтому и в минус двести пятьдесят с четвертью носились бы с удовольствием, если бы были сантиметров на тридцать выше в голенище.

И однажды утром сонные пальцы нащупали что-то длинное, трубообразное и вязаное в глубине полки среди женских гипюровых трусов. Ну если бы это вдруг случилось в отделении для мужских трусов, то пальцы, вероятно, немного поудивлялись бы, но сопоставили бы некоторые размеры с обстоятельствами и предположили бы, как можно применить предмет не по самому очевидному, но всё же назначению. Однако трусы были женскими, а предмет грубовато-инородным на ощупь, поэтому на свет божий явились всё те же давно забытые синие с люрексом гетры, предмет вожделения всех продавщиц промтоварного отдела Мытного рынка.

Натянув их на ёжащиеся в предвкушении бега по холоду ноги, я умиротворённо сидела и смотрела на играющий в свете пепельно-серого утра люрекс, смеялась, вспоминая Вовку и как я хохотала и уверяла его, что никогда в жизни не надену на себя это курьёзное изделие израильского легпрома.

Вы спросите, почему вдруг я вспомнила этот смешной, но очень незначительный эпизод свей биографии? Просто у Вовки послезавтра година, а у меня может не случиться свободной минутки написать про него хотя бы строчку, а он, поверьте мне просто на слово, этого был достоин. А так я буду носить эти несуразные гетры, вспоминать Вовку, а ему, глядишь, где-то там в раю для смешных носатых Вовок, будет хорошо и приятно.

А вот такой он мне запомнился в наш последний приезд в Питер, весёлый и удивительно добрый: