О мусоре и рыбалке...

Грустно мне. А когда мне грустно, голова у меня функционирует, как мусороперерабатывающий завод: портит окружающим всю  атмосферу. В качестве мусора гадкие мысли, прицарегороховские  воспоминания, а как бонус - цветмет, так сказать - стенания о суетности и никчемности этой жизни. По зиме нечто похожее выдиагностировалось,  всё поминала моменты, чудом не оборвавшие поступление моих страховых взносов  в Пенсионный фонд РФ.

Сегодня вот тоже, в тринадцать сорок семь, в голову ударила моча депрессия.  Четверг ведь уже, а подвиг у меня ежедневный с восьми тридцати до шестнадцати ноль-ноль, с перерывом на малую нужду, которая, учитывая состояние общественных уборных, тоже приравнивается к подвигу (а то и полутора), так что самое время.

  

По лету, казалось бы, думаться должно о птичках-рыбках, речке и
грибах, а я, как услышала в очередной раз «еееета твайааааа эсэмэска пришлаааа» гнусавым голосом  недокастрированного чебурашки из штанов коллеги, так чуть в Волгу с моста не сиганула. Дык ведь не примет, выплюнет на берег, плавали, знаем…

Дело было году эдак в 1994-м, в июле, в общежитии №2 Нижегородского Лингвистического Университета. Приличных мальчиков и девочек забрали в семьи на откорм, так что на девяти этажах бродило человека два людей и с десяток нас, одичавших, забытых на лето в городе. Стратегические запасы овсянки и макаронов к тому моменту были подъедены, мы готовы были уматерить и упапить кого угодно за кусок колбасы, а
духовная пища отказывалась приниматься без майонеза.

Вставали ближе к полудню, сонно брели в холодный душ, ставили чайник. После натягивали купальник и что-то сверху и шли на пляж. Брести надо было по Казанскому съезду под гору, минут тридцать, пляж тогда ещё был не на Гребешке, а прямёхонько напротив Университета, перед поворотом реки. И пляж, стоит заметить, приличный. То есть процентное содержание мусора не нём не превышало процентное содержание песка, один к четырём примерно.

Раскладывали полотенца и питались соннышком, аккумулировали энергию. Раз в полчаса окунались, немного плавали и снова пузом кверху. Плавать я умею, умею хорошо. Но не так хорошо, как утюг, так что в случае авиакатастрофы моего аэробуса над океаном искать меня вам придётся, даже не надейтесь. Подружки мои, Ленка с Наташкой, тоже русалки ещё те, но Наташка, в отличие от нас с Ленкой, русалка
думающая, а вот мы плавающими оказались.

Грёб-грёб, грёб-грёб, грёб-грёб, типа потихоньку, типа мы тут фарватер инспектируем, грёб-грёб… И таким вот грёбаным образом оказались мы как раз у того самого поворота реки, где баржа стоит. Солидная такая баржа, ржавая, с понтоном. И вот что бы нам к берегу не повернуть? Неет, мы к этой барже. А баржа-то и не знает, что мы техникумов не кончали и из жизненно-важных знаний у нас только умение шампанское открывать, и потихоньку затягивает нас под себя.

А мы уж минут двадцать, как на воде, и Майкл Фелпс совсем не наш единокровный брат, поэтому чуем задней надводной частью купальника, что сил у нас выплыть не будет, а потому надо за что-то цепляться и выползать. Уцепились мы за какие-то металлические тросы, висим на предплечьях и орём. Так орём, что Витасу икается.

Вороны в ужасе в сторону шарахаются, народ где-то далеко-далеко муравьями ползает, так что перспективы у нас совсем не шарман, да и течением продолжает тянуть под баржу. Мысленно уже маме-папе похоронки шлём, да свой синюшный труп в ящике представляем…

Вдруг из-за какой-то железной хрени на барже мужик появляется, морда небритая, тельник драный, удочка в одной руке, пиво в другой. Смотрит на нас так доооооолго, задуууууумчиво, не иначе взвешивает, то ли нас спасать, то ли утопить к чёртовой матери за то, что всю рыбу распугали…

Сжалился, вытащил. А поскольку габариты у нас с Ленкой не подиумные, так этими самыми габаритами мы все гвозди, железки и штыри пересчитали, пока он нас наверх волок.

Возвращались к пляжу долго. Красивые такие, разноцветные, словно маньяком недобитые… Наташка чуть в обморок не грохнулась. А как рассказали ей в подробностях, так второй раз чуть не грохнулась. Больно уж вид у нас был жалостный, пристрелить рука тянулась, чтоб не мучились.

С тех пор я на незнакомых территориях купаюсь исключительно в сопровождении спасателей, ну или если уж очень выпендриться надо. Потому как век буду помнить свои руки, от локтя до подмышки чёрные, месяца два цвет меняли.

А ты, мужик, если вдруг прочтёшь когда-нибудь это, знай, ты теперь почти как папка нам. Так что надеюсь, что остаток жизни клевало у тебя знатно, остальным на зависть…

Вот, выговорилась, пойду теперь есть вчерашние котлеты и мусоросжигательной деятельностью заниматься. Сегодня вечером у меня «1408» с Сэмюелем Л. Джексоном. И вам не хворать.